«Снобизм – это неплохо, но надо держать себя в руках»

24 октября 2017, 11:38

Интервью для Celedka, 17 января 2017 г.

Музыкант, поэт и экспериментатор Андрей Лысиков, известный под псевдонимом Дельфин, – о группе «Грибы», гоп-культуре, чувстве юмора и интересе к научным открытиям

– Кажется, вы не очень любите интервью. Для вас это суровая необходимость?
– По сути да. Но это какой-то информационный повод, чтобы обратить внимание, поэтому отказываться не стоит. Чаще всего это просто инструмент, но иногда бывает такой разговор, в котором ты сам для себя открываешь действительно что-то новое.

– Какие вопросы журналистов вас раздражают больше всего?
– «Расскажите, что сейчас происходит с членами группы “Мальчишник”?», «Почему вас называют Дельфин?» и «Пожелайте что-нибудь нашим читателям». Но в любом случае всегда важен контекст, в котором тот или иной вопрос был задан, и что за человек его задает. Бывает, что какую-то дурацкую тему, на которую я бы в жизни не стал говорить, поднимает интересный собеседник, и вопрос становится уместным, а у меня находится на него оригинальный или забавный ответ.

– Перед подготовкой к интервью я смотрела выпуск «Вечернего Урганта» с вашим участием. Кажется, что вы немного страдали.
– Да, я себя не в своей тарелке чувствую на таких мероприятиях. Не знаю почему, там достаточно располагающая обстановка: и те люди, которые меня окружали во время съемок передачи, и сам Иван, и его команда вполне доброжелательны и сделали все возможное, чтобы мне было комфортно. Но все равно у меня возникло странное ощущение, возможно, это связано с тем, что я не слишком искрометен в плане каких-то моментальных реакций на шутки и не готов сразу активно включаться в такого рода беседы. Для меня юмор – это что-то больше связанное с близкими, когда ты знаешь, с кем и о чем ты шутишь. Ведь такие люди, как Ургант, уникальны тем, что они имеют очень хорошее чувство такта и ощущение аудитории, они чувствуют границу дозволенного в темах, на которые говорят. А я обычно шучу в близкой компании, где понимаю, что окружающие адекватно отреагируют, может быть, даже на какую-то жесткую шутку. Это все-таки локальное чувство. Бывают люди, которые могут шутить для толпы, но это точно не про меня.

– Может быть, из-за вашего творчества некоторым людям кажется, что вы и юмор – это что-то несовместимое?
– Ну, это не совсем так. Меня может рассмешить все что угодно, я очень отзывчив и восприимчив к смешным моментам, всегда их ищу. Стараюсь ко всему относиться с юмором, и если есть возможность – переключаю серьезные вопросы в иную плоскость, так они легче решаются.

– Интересно ли вам, как сейчас развивается хип-хоп-культура в России? Например, группа «Грибы», по которой сейчас многие фанатеют, вы их слышали? Говорят, у них что ни концерт – аншлаг.
– Да, на их дебютной пластинке есть три-четыре неплохих трека, и первое видео, которое черно-белое, – отличная работа. Как пробный ком это имеет потенциал. Но то, что происходило на одном из их первых концертов в Москве, – это ерунда, подъездная история, на которую собралась тусовка чисто «своих». Над всем этим надо еще очень много работать, иначе это так и останется тусовкой с микрорайона. Я думаю, что в ближайшее время мы увидим, как из этой среды выкристаллизуется пара, может быть, три-четыре человека, которые возьмут все это безобразие в свои руки, и следующие пластинки будут с более осознанным материалом и более осознанной подачей. Еще мне очень понравился Скриптонит. Я не сильно согласен с эстетикой того, что он делает, – все эти телки-метелки, тот же самый подъезд, «анаша-хороша», какое-то гопничество. Но у него это сделано очень атмосферно, в этом есть что-то киношное, а на фоне того, что происходит вокруг, это вообще сильно выделяется и по подаче, и по звуку, и ты веришь во все это.

– А есть перспективы уйти от этой эстетики с телками и анашой?
– А куда мы уйдем от этого? Основной потребитель такого продукта – это как раз люди, о которых там поется, все для них делается. Должна появиться аудитория, у которой будет востребован другой хип-хоп. Подобные попытки делались какими-то группами, но по сравнению с масштабами этого гоп-хип-хопа они просто смешны.

– Вы сказали, что ваша новая пластинка «Она» танцевальная и ничего хорошего поклонникам от нее ждать не стоит. Почему? Ваши поклонники не могут любить танцевать?
– Возможно, этой фразой я хотел сбить некоторые завышенные ожидания от нового материала, потому что он очень специфический и странный для меня самого.

– Потому что он может показаться несерьезным?
– Не то что несерьезным, он как будто на самой грани дурного вкуса, в этом одновременно его прелесть и то, что может оттолкнуть. Мне просто очень хотелось сделать что-то такое, буквально на коленке и на одной струне, и тем самым сказать о том, что неважно, какими техническими мощностями ты располагаешь, если тебе нечего сказать – ты ничего и не скажешь. А если тебе нужно высказаться, ты можешь своим словам придавать совершенно любые формы: и простые, и сложные – если ты можешь это делать красиво.

– То есть вам все-таки важно, чего от вас ждут ваши поклонники? Иногда просто кажется, что не очень.
– Мне важно, чтобы это было понято в контексте того, что я делаю. Такую пластинку нельзя выпустить с нуля, для подобного материала очень важен бэкграунд, без него это была бы очень странная и сомнительная запись. Я хотел бы и на этом сделать акцент. Ну и вообще, как любой человек, который что-то делает, я так или иначе волнуюсь за результат.

– Каким должен быть идеальный концерт для вас?
– Когда в момент исполнения ко мне возвращаются какие-то первые впечатления от написанных песен – ради чего все это было придумано – или какие-то уже пережитые состояния, в которые они превратились на сегодняшний день, чтобы было понятно, для чего это происходит. Если это случается, то здорово.

– Вас называют главным российским поэтом за последние 25 лет, как вы думаете, почему?
– Я в первую очередь человек, которому повезло, и в силу сложившихся обстоятельств я делаю то, что мне нравится, получаю от этого удовольствие. И все те слова, которые я сочиняю, не имели бы такой силы, если бы они были просто написаны и издавались в книгах. Когда это связано с музыкой, это придает большую глубину и расставляет нужные акценты. Стихи и музыка – это для меня две неразделимые части.

– Какие у вас амбиции как у поэта?
– Всегда хочется самого себя удивить. Когда начинаешь что-то делать, часто ловишь себя на мысли, что это все для тебя вторично, ты уже об этом говорил, просто в другой форме. Хочется нового, вне зависимости от того, делал ли нечто подобное кто-то до тебя. Главное, что ты сам открыл в себе это новое – маленький, но качественный скачок. Короче, я за движение в любую сторону, можно даже вниз, можно внутрь, главное не стоять на месте. Иногда нужно очень глубоко забраться, чтобы оттуда на поверхность доставать понятные не только для себя, но и для окружающих истории. Мне важно быть понятым теми людьми, которые в принципе способны понимать. Мы все разные, у кого-то уровень восприятия вообще нулевой, и это нормально, просто увеличивает ответственность людей, которые понимать способны. Снобизм – это неплохо, но надо держать себя в руках.

– Какой образ из тех, что вам навязывал социум, наименее всего соответствует правде?
– Да все это правда, просто социум видит лишь одну сторону. То, что я делаю, нуждается в обдумывании, а это всегда относительно тяжелый процесс для абсолютного большинства людей, оно их удручает, поэтому вокруг того, что я делаю, формируется немного печальное отношение. А ведь если чуть-чуть копнуть, то сразу ясно, что мое творчество очень жизнеутверждающее.

– Простите за вопрос, но вы бы пошли в качестве жюри на шоу «Голос»?
– Если бы даже и пошел по каким-то неведомым причинам, мы бы быстро расстались. Мне ведь даже предлагали, правда, не на Первом, а на аналоге «Голоса» на канале «Россия». Я прикинул, что это, конечно, забавный для меня опыт, но как-нибудь обойдусь. Когда я представляю себя в роли жюри, мне сразу становится очень смешно. А вообще я думаю, что такая история должна быть. В подобных передачах ведь изначально заложен очень большой воспитательный момент, другое дело, что его почему-то не происходит.

– Как вы думаете, почему творчество Сергея Шнурова сегодня так популярно?
– Сергей вообще крутой чувак и паразитирует на той же гопнической истории, выпуская этих самых гопников наружу из клерков, которые после работы снимают пиджаки и идут на его концерты тусоваться. Ну здорово: он активно зарабатывает на невежестве. Это помните, как кот Базилио говорил: «Пока живут на свете дураки, обманом жить нам, стало быть, с руки». Главное, все люди очень рады и желают быть обманутыми. Это неисчерпаемая золотая жила если не безнравственности, то какого-то дурновкусия.

– То есть он открыл ящик Пандоры: люди думают, что можно не стесняясь слушать вот такое.
– Да-да, все: ну это же «Ленинград», смешно, типа сарказм, мы же на самом деле не такие, а на самом деле вы все такие и есть, вас и показывают. Просто когда вы не бухие, а в пиджаках, вы слушаете электронную музыку, которая вам не очень-то нравится.

– Как вы относитесь к акциям Павленского? Как вы считаете, это искусство?
– А кто это?

– Петр Павленский – художник-акционист, последняя его акция – поджог двери ФСБ.
– Не слышал ни разу про него.

– Он еще себе мочку уха отрезал.
– Йошкин кот…

– И прибил гвоздем мошонку к Красной площади.
– Ауч… Это, конечно, все здорово, и сейчас как раз такое время, когда каждый может сам давать свое определение искусству. Для меня искусство – это искусственно созданные вещи, которые обслуживают то, что мы не можем понять. Оно договаривает за нас то, чего мы боимся, не понимаем, и на каком-то интуитивном уровне творческие люди возмещают это картинами, стихами. После этого нам становится спокойнее жить. Мы понимаем, что не можем до конца осознать этот мир, но через искусство успокаиваемся – я так считаю. А это… Ну, я не знаю. На эту тему есть шикарный фильм – «Выход через сувенирную лавку». История этого мозгоправа, главного героя, примерно о прибитых яйцах: можем сделать все что угодно, главное назвать себя: я – художник или я – акционист, я поджигаю двери, но что за этим стоит? На мой взгляд, это не очень интересно и, главное, не очень успокаивает, а наоборот, нагнетает.

– Как вы поменялись с возрастом? Можете отметить какие-то явные перемены? Например, вот Кончаловский говорил, что раньше он бы и разговаривать не стал с человеком, который не читал список из десяти, на его взгляд, смыслообразующих книг, сейчас же признает, каким он был глупцом и все это мелочи жизни. У вас есть нечто подобное?
– Такого нет, но я могу долго и активно спорить, отстаивать свою точку зрения, уходить со встречи с полным ощущением того, что я прав, а через какое-то время, несмотря на все свои убеждения, поменять точку зрения на полную противоположность. Меня развлекают такие изменения, главное, за ними наблюдать и не купировать их, давать им развиваться – тогда все будет полноценно и самодостаточно. Когда человек говорит: я с пятнадцати лет слушаю хэви-метал, мне сейчас пятьдесят и я до сих пор трясу головой, хотя мне давно уже нравится шансон, но своих принципов я придерживаюсь, – это нездоровая история.

– Вы часто говорите, что вас интересует наука, а есть какое-то изобретение, которое прогнозируют ученые в будущем, которым вы хотели бы воспользоваться?
– У меня есть очень практичное желание, которое было обещано Рэймондом Курцвейлом, – это человек, который в свое время был изобретателем одного из первых сэмплеров. Он уже в этом году обещал отказ от проводов – и у музыкальных инструментов, и у бытовых приборов, вот исполнения этого обещания я жду с нетерпением, потому что провода мне очень надоели.

– Вот вы говорите, что веселый, а расскажите анекдот?
– Эх, в юности я ведь мог часами их рассказывать, а сейчас ни одного и не вспомню.

Оригинал: http://seledkagazeta.ru/news/617/15/snobizm-eto-neploho-no-nado-derzhat-sebya-v-rukah

Поделиться:

назад к прессе