Какой Дельфин без героина

Интервью для газеты "Московский комсомолец" №1103 от 6 марта 2001.

Когда-то его слушала, затыкая уши, вся страна. Рефрен о сексе без перерыва и непристойная лексика, положенная на музыку в стиле хип-хопа, доносились из каждой второй подворотни. Теперь бывший солист группы “Мальчишник” про секс поет мало, но по-прежнему занимает верхние строчки хит-парадов, его последний альбом “Звезда” вообще назван чуть ли не лучшим российским музыкальным продуктом, а по мнению самых раскритичных критиков, у парня реально обнаружился композиторский талант. Хотя сам Дельфин однажды признался, что не имеет музыкального слуха.

Перед встречей с музыкантом меня предупредили: говорить Дельфин будет только о музыке. Я не поверила. И не ошиблась: 32-летний Андрей Лысиков и про личную жизнь рассказать не побоялся, и про бесчисленные татуировки, и даже про жену с дочкой, которых всегда таил от журналистов. За это я, в свою очередь, не стала мучить его самым задаваемым вопросом: почему Андрея зовут Дельфином. Тем паче что это-то мне и так было известно.

Секс в моде. Остается оттачивать мастерство

Для тех, кто не знает, рассказываю: прозвище за солистом группы “Дельфин” закрепилось случайно. Когда он торговал матрешками на Арбате. За этим занятием и попал в милицию: одного парня пытались избить, а будущая звезда вступилась. На что получила ответ: “Молчи, а то сейчас поедешь у нас, как дельфин”.

— Как докатились до торговли матрешками?
— Это было еще до “Мальчишника”. После радиотехникума. Я думал, что меня там научат, но без мазы. Ушел светить в театр. Это был один из частных театров. Там были бешеные постановки. Когда исполнительница главной роли показывала сиськи. А я освещал это. Проработал там год. И ощутил дискомфорт. Поэтому пошел торговать матрешками на Новый Арбат.
Была перестройка. Торговали за валюту — всем хотелось денег заработать. Нельзя сказать, что я с этого получал много. Но на жизнь хватало. Правда, тогда существовала статья за валютные операции. Приходилось убегать от оперативных работников. Но вообще это скорее было местом тусовки. Мы танцевали брэйк-данс и между танцами торговали матрешками.

— А нецензурщина всякая, “секс без перерыва” — это спонтанно придумали, а потом поняли: круто, или преднамеренно решили эпатировать?
— Честно? Мы решили намеренно шокировать публику. В 18—20 лет увлекались хип-хопом. Профилирующей темой песен стал секс. Не исключено, что слова текстов вызывали у неподготовленного слушателя шок. Но поняли, что пипл хавает. Конечно, приходилось выслушивать обвинения. Правда, мы радовались, что проект скандальный. А продюсер хватался за голову и гордился за нас.

— Но ведь могли найти неприятности на свою голову, это же еще советское время было...
— Да, помню, после показа клипа на “Секс без перерыва” по первому каналу общесоюзного телевидения разразился грандиозный скандал. С этого случая у “Мальчишника” начались проблемы не только с телевидением, но и с радиостанциями и прессой. Для того чтобы принять участие в телешоу “Площадка Музобоза”, нам даже пришлось в срочном порядке записывать фонограмму, которую смогла бы одобрить телецензура. Это была песня “Танцы”.

— А почему сейчас изменили тематику? Секс уже не в моде?
— Почему? Секс в моде. Просто с ним все проблемы уже решены, и остается только оттачивать мастерство. На самом деле сейчас было бы смешно, если б я скакал в коротеньких штанишках на сцене. Я взрослею, и логично, что меняюсь.

Человек-татуировка

— Откройте секрет — что накололи за столько лет?
— Открою. Вот этот дельфин на руке — моя любимая татуировка. Даже с отбеливанием. Посещал салоны раз пятнадцать. Для меня это всегда спонтанное решение. У меня приятель, с которым в школе учились, этим занимается. Главное, говорит: приезжай чай попить. Я приезжаю. Чаек заканчивается очередной наколкой. Вот недавно сделал. На спине — тень от птицы. Ну там всякие абстрактные рисунки. Думаю, может, перейти на хну. Говорят, менее опасно.

— Поговаривают, что художественное творчество Дельфину вообще не чуждо: ваш шедевр под названием “Глаза” стал обложкой последнего сингла.
— Это лицо с глазами певицы Стеллы я набросал за 15 минут. Иногда возникает желание что-то сделать. Или сядем с дочкой рисовать. Она себе, а я — следом за ней. У нас взаимообратная связь.

— Кстати, если ваша 5-летняя Ева скажет: папа, я хочу как ты. Ну, не в “Мальчишник”, конечно. А так — петь, например. От жестокого мира шоу-бизнеса не стали бы отговаривать?
— Он жестокий для выдуманных людей. Для того, кого делают. Для таких людей это очень страшно. Если туда не просто ходить, как на работу, а делать что-то свое — совсем не так ужасно.

— Говорят, поначалу вы отказывались записываться со Стеллой дуэтом. С зарубежными звездами напряженка в общении?
— Дуэт — сложная вещь. А тем более когда не знаешь человека, который из другой страны. Но когда я ее увидел, все изменилось. Первое, что меня поразило, это ее глаза. Огромные, синие. Мы пообщались, я почитал ее стихи и уяснил для себя, что с ней можно иметь дело. Когда она начала петь, я вообще понял: мы очень близкие люди. Причем она жила у меня дома, и мы с ней общались, не зная языка: я английского, а она — русского. Я по-английски слов двадцать знаю. Остальное выражал русскими словами и жестами.

“Я понял, что люблю жену, только год назад”

— Вот вы говорите, мол, меняетесь и все такое. Кому песни посвящаете?
— Последняя пластинка “Звезда” целиком посвящена моей жене Лике (к музыке она не имеет отношения. — Авт.). Мы изначально хотели сделать пластинку, максимально непохожую на другие работы. Поэтому и создавали ее с другими людьми, потому что все музыканты обладают собственным почерком. Если раньше я писал лозунгами, то теперь песни, так сказать, больше созерцательного плана.

— История знакомства с Ликой — большой секрет для маленькой компании?
— Вам расскажу. Нас познакомили как-то 1 апреля на дне рождения клуба “Титаник”. Мои друзья–музыканты. Они рассказывали, какая есть хорошая девушка и как она мне подходит, а ей то же самое пели про меня. Когда мы встретились, я ощутил спокойствие и уверенность, что рядом с ней мог быть тем, кто есть на самом деле. Она сейчас меня настолько хорошо знает, даже больше, чем я сам. А вообще я понял, что люблю свою жену, год назад. До этого я лишь знал, что это человек, без которого мне тяжело и он мне нужен. В последнее время мы становимся все ближе друг другу. Мне это нравится.

— А что тогда любовь для вас?
— Грубо говоря — ощущение нужности другому человеку. Я реально понимаю, что, кроме Лики, по большому счету, никому не нужен. Все ведь в той или иной степени используют друг друга: я кого-то, они — меня.

— В текстах ваших песен радостного мало: про смерть да про слезу все. Оптимистические нотки, конечно, присутствуют, но скорее как надежда на что-то лучшее. Это от замкнутости и отсутствия оптимизма происходит?
— На самом деле я оптимист. Хотя на первый взгляд и не ясно. А по поводу замкнутости... Я не испытываю дискомфорта, когда я один. Меня не тянет тут же обязательно кому-нибудь позвонить. Возможно, это связано с большим вниманием, обращенным ко мне как к человеку. К тому же я ревнивый человек. Наверное, поэтому среди моих друзей нет музыкантов.

— Вы тут недавно поэтом года стали. Кто посодействовал получению пафосной премии?
— Да я не знаю. Там была комиссия 7—8 человек, и каждый вправе был выдвинуть своего кандидата. Я был кандидатом г-на Вознесенского. Это было для меня сюрпризом. Главное, вовремя очень. Меня вообще в Москве не было и на вручении — тоже. Две с половиной тысячи долларов досталось: 50 тысяч делили на двадцать человек. Приехал в банк — и получил. А вот кто Вознесенскому про певца Дельфина нашептал — до сих пор остается загадкой.

— Как рок-музыканта вас от попсы не тошнит?
— А чего — хорошо. Она мне иногда даже нравится. Джастин Тимберлейк, например. Песня “Toxic” Бритни Спирс, ее мелодийный ряд. Может быть, отдельные треки “Мумий Тролля”.

На самом деле только понюхал

— Как из стресса выходите? Ну там, врубить машину под 150 и погазовать по ночным улицам...
— Иногда я ловлю себя на мысли, что это опасно — газовать ночью. Я вообще не экстремал. Люблю комфортные условия, и необитаемый остров — не для меня. Скажем, я бы не пошел с камнем в руке на баррикады, но я мог бы написать песню, которая позвала бы людей туда. А еще мне легче становится от музыки. От классической.

— А алкоголь?
— Можно выпить. Одно время увлекался армянским коньяком. Сейчас стараюсь экспериментировать в этом направлении. Но это не панацея.

— Значит, наркотики в вашей жизни уже точно в прошлом?
— В прошлой жизни, я бы сказал. Даже если мне предложат подобным образом расслабиться, откажусь. На самом деле героином я только баловался. Нюхал. Но в один прекрасный день ко мне пришел близкий приятель и сказал, что если я не брошу, то он больше не будет со мной общаться. И я решил просто покончить с этим. Так совпало, что в это время мы как раз уехали на две недели в тур, и я ничего не употреблял. Через месяц понял, на дне какой ямы валялся. Первое время употребление даже стимулирует умственную активность и можно извлечь для себя что-то новое. Например, написать новую песню. Но потом все равно это кончается кошмаром.

— Недостатков у вас много?
— Как и у всех, есть. Хотелось бы быстрее соображать. Я замечаю, что реально происходит следующее: мне нужно день размышлять, чтобы принять какой-нибудь ответ. Хочется быть добрее к людям. Может быть, не ко всем. Но хотя бы к близким. Я достаточно эгоистичный человек. Я больше думаю о себе.

— Ну а про хорошее-то? Я смотрю на вас: добрый такой сидит, правду-матку рубит...
— Я скорее мягкий, чем добрый. Если не делать добрых дел, значит, это не доброта. Это как пелось в песне: “Я добрый, но добра не делал никому”.

Ульяна Калашникова, Ульяна КАЛАШНИКОВА.

Поделиться: