Дельфина разорвало на части
Интервью для МК от 13 февраля 2015.
На самом деле его зовут Андрей Лысиков. Свежий альбом так и называется — «Андрей», что полностью оправдано предельной откровенностью и исповедальностью работы. Ее презентация пройдет 28 февраля в Crocus City Hall. «Кровоточащие» образы и выворачивание всех «потрохов» своей души наизнанку всегда было отличительной чертой песен Дельфина, а в этой пластинке доведено до апогея. Но, обнажая свое творческое нутро, здесь он не дает скептикам так любимого ими повода обвинить его в подростковой лиричности, за что раньше часто ругали артиста. Все треки на альбоме — «обернутые» в качественный, выверенный звук переживания и истории из жизни зрелого творца, который уже достиг в своих опытах и экспериментах высокой планки.
Фото: Евгений Отцецкий
Одновременно с альбомом вышел сборник текстов песен и стихов Дельфина разных лет, неожиданно без названия. В интервью «ЗД» артист был внимателен и сосредоточен: кажется, с аккуратностью и бережностью он подбирает слова не только для композиций, но и для разговора. Человек в себе, все же способный на время открыться, точно передав свои ощущения и мысли о том, чем интересна творческая личность в моменты кризиса, почему некоторые российские артисты пишут неплохие тексты, но исполняют их под аккомпанемент из трех аккордов, и как социально-политическое высказывание оказалось среди размышлений о внутреннем мире человека.
Практически все тексты композиций с пластинки вошли и в книжный сборник. Тем не менее «безымянность» литературного издания (в отличие от собственно пластинки) вызвало подозрение в символизме, который нуждался в авторском пояснении. Все, однако, оказалось проще:
— Наверное, так выразилось мое отношение к этим двум работам, — пояснил музыкант и поэт. — Книга — это случайно собранные тексты. Мне не составило большого труда сделать ее: нужно было просто напечатать и оформить все стилистически правильно — отсюда, возможно, несколько пренебрежительное отношение. А над пластинкой мы долго и активно трудились, придумывали идеи, концепцию, были полностью вовлечены в процесс. Так что, безусловно, она должна была получить свое имя.
— Что было самым важным в работе над пластинкой?
— Мы сразу поставили себе задачу суметь воспроизвести все созданное без какой бы то ни было посторонней помощи. В команде есть барабанщик, гитарист и человек, который произносит текст и может тоже что-то доигрывать. Нам не нужно привлекать других людей, использовать вспомогательные механизмы. Что касается записи, мы очистили звук от «железа», от тарелок. Я подумал, что это освободит пространство для голоса. В таком формате слушателю удобнее и приятнее сосредоточиться на том, что происходит.
— С отстраненной созерцательностью вашего путешествия по внутреннему миру человека на этом альбоме несколько резонирует неожиданная жесткость социально-политической композиции «Сажа» — будто обухом по голове. Что-то стряслось во время работы?
— В «Саже» отражен момент проникновения во «внутренний мир» внешних факторов, если можно так выразиться, собраны впечатления от событий, происходивших в этом году во внешнем мире. Я не собираюсь развивать эту тему — как автору песен она мне не близка. Думаю, я достаточно подробно высказался в этом треке.
— Андрей и Дельфин — два разных человека или все-таки один?
— По моим личным ощущениям — один, но если мы говорим о «Дельфине» как о проекте, то в нем помимо меня участвуют и другие люди, так что это собирательный персонаж, которому присуща «многохарактерность».
— Вас не тревожит, что отношение к Дельфину сложилось у слушателей за годы всего по нескольким хитам, далеко не в полной мере отражающих ваше творчество?
— Мы сталкиваемся с этим: иногда на концерт приходят люди со своими впечатлениями из прошлого и ожидают от нас того, что было, например, в 1998 году. То, что они видят, выглядит для них несколько необычным, они оказываются в неподходящем для них месте. Тем же людям, которые следят за музыкой вообще и за тем, что делаем мы, интересно наблюдать наши изменения. За это им большое спасибо: нам есть для кого работать.
Фото: Евгений Отцецкий
— Сильно ли изменилось ваше мироощущение за эти годы — от первой пластинки до последней?
— Пока мне сложно ответить на этот вопрос, потому что я еще не остыл от работы и не могу объективно посмотреть со стороны на нее и на те изменения, которые со мной произошли. Я точно знаю, что они есть, но проанализировать их и оценить масштаб получится чуть позже. В основу любой песни, безусловно, ложится уже пережитая и осмысленная история. Конечно, нужно учитывать, что композиция создается в настоящем, поэтому какие-то внешние факторы или события, которые, возможно, случатся в будущем, могут на нее влиять, но это уже происходит на подсознательном уровне и проявляется в деталях — в построении фраз, в каких-то словах, формулировках. Они-то и определяют сегодняшний день в каждой новой песне, но сама идея вынашивается достаточно долго.
— Вы больше ощущаете себя поэтом или музыкантом?
— В моем случае между этими двумя ипостасями есть очень важная взаимосвязь. Например, эксперименты с прочтением моих текстов другими людьми, которые можно найти в Интернете, показали, что эти люди иначе расставляют в них акценты. Я был удивлен, услышав такие опыты со стороны, потому что мои слова в них приобретают совсем другое значение. Именно музыка помогает мне самому расставить точные, нужные акценты, придать словам именно те смыслы, которые я в них закладывал. В этом плане мне очень повезло: благодаря звуковой составляющей поле интерпретации сужается, музыка очень сильно направляет настроение.
— Какие исполнители и музыкальные направления повлияли на формирование вашего стиля?
— Я не стал бы называть конкретных имен и выделять кого-то. Я все время слушаю огромное количество музыки и от каждого хорошего музыканта пытаюсь забрать себе все, что мне необходимо, — какие-то интересные приемы, подход, иногда звучание, идеи, которые можно развить и использовать, пропуская их через себя, переосмысливая их. Если говорить об особенностях музыкального вкуса, все участники нашего коллектива — единомышленники. Мы можем даже слушать разных по стилю исполнителей, но то, что они делают, все равно будет похоже по настроению, по посылу, поэтому нам очень легко находить в коллективе общий язык, что немаловажно.
— Тем более что музыкальной информации сейчас стало несравненно больше, чем еще несколько лет назад...
— С одной стороны, да. Музыки, как и других творческих проявлений, стало очень много, но хорошей — увы. Музыка стала доступнее, делать ее теперь технически проще, и в итоге информационная среда сильно засорилась. Чтобы найти нечто действительно достойное, приходится посвящать этому очень много времени, быть постоянно в курсе того, что делают те или иные люди. Оптимальный выход — общаться на эту тему с близкими по духу людьми, изучать их плейлисты, потому что в них уже был произведен некий отбор. Это помогает быстрее и лучше ориентироваться в пространстве.
— Вам важен диалог с публикой?
— Наверное, нет. Мне сложно сказать, кто главный адресат моих песен. Я, скорее, веду монолог или диалог с самим с собой. Это не плохо и не хорошо. Просто такой специфический подход, свойственный лично мне. Возможно, кому-то нужна обратная связь, но лично я не очень понимаю, на каком уровне она может происходить: я же не могу получать советы от посторонних людей. Конечно, я чувствую энергообмен со слушателями на концертах, но это особая история: сам материал в записи и со сцены звучит по-разному. Во время живого выступления работают другие законы. Мы это осознаем и поэтому специально адаптируем композиции для концертов.
— Дельфина много критиковали за то, что он пишет «подростковую лирику». Откуда взялся этот стереотип?
— Я думаю, в какой-то период времени так оно и было: это нормально. Было бы страшно другое — если бы я до сих пор находился в таком состоянии. С другой стороны, «разрывать» себя на части, может быть, и есть один из механизмов внутренней защиты, как бы странно это ни звучало. Возможно, именно от этого потом становится легче. В процессе такого самовыражения ты освобождаешься от боли и переживаний. Я просто не могу по-другому, не чувствую морального удовлетворения, если сказал что-то не точно, не так, как есть на самом деле, или у меня осталось чувство недосказанности — это нечестно по отношению к самому себе. Я стараюсь идти до конца. И мне еще есть над чем работать, есть нереализованные амбиции. Те люди, с которыми я сейчас в одной команде, в музыкальном смысле умеют намного больше, чем я. Я этим часто пользуюсь и часто прячусь за этим на сцене.
— Как вы думаете, почему некоторые российские музыканты заботятся о качестве музыки меньше, чем о качестве текстов?
— Это связано с ленью поиска. Текстовик часто размышляет так: «Вроде бы я пишу неплохие слова, к которым могла бы подойти яркая и сильная музыка. Люди, которые меня окружают, почему-то играют три аккорда, которые мне уже надоели, и я никак не могу с этим справиться. Но это же мои друзья, мы с ними — в одном кругу». Так может продолжаться долгие годы. Поиски на этом прекращаются. И чем старше становишься, тем сложнее искать.
— Когда артист, на ваш взгляд, останавливается в своем развитии?
— Есть такой фильм — «Патруль времени». В закадровом монологе, с которого он начинается, звучит фраза: «Никогда не повторяй своих побед». Я думаю, для артиста это правило должно быть одним из самых главных. Ты должен всегда пытаться добиться очередного успеха, создавая что-то новое, уметь удивить людей чем-то еще, тем, чего ты раньше не делал. Конечно, есть взлеты и падения, есть кризисные периоды — это нормально. Иногда мне даже интереснее слушать работы музыкантов, записанные в моменты кризиса, перелома. Раз артисты решаются их выпускать — значит, они не боятся перемен. Мне кажется, интереснее наблюдать за изменениями, которые происходят с человеком, чем долго смотреть в одну точку и видеть зафиксированную, придуманную, неживую форму.
Наталья Малахова
Опубликован в газете "Московский комсомолец" №26741 от 13 февраля 2015.
Источник: http://www.mk.ru/culture/2015/02/12/delfina-razorvalo-na-chasti.html
Поделиться: